Он бросил взгляд в окно, где городское небо медленно темнело. Ямато ловил себя на мысли, что с каждым её словом ощущал растущее раздражение — и в этот раз не только от её жалоб, но и от понимания, что за этими обвинениями может стоять нечто большее. Может, всё это было уловкой? Желание добиться жалости, раскачать его, пустить в ход сочувствие? Рен знала, что ему это не присуще, но на этот раз она явно играла свою роль с ещё большим усердием.

Тогда он поймал себя на мысли, что этот спектакль, вся эта театральная постановка с обвинениями — не что иное, как отвлекающий манёвр. «Может, она готовит ещё что-то?» — мелькнуло у него в голове. Слова Рен были лишь тонкой завесой, и Ямато почувствовал, как из глубины снова поднимается горечь. Сколько бы времени он ни отдавал мыслям о ней, она вновь и вновь использовала его слабости.

В памяти всплыли её обвинения, что всё своё состояние и даже любовь он оставил её сводному брату, «чужаку», которого Рен, очевидно, считала соперником с самого детства.

«Снова это старьё», — подумал он. Она хотела быть единственной наследницей, хотя её постоянное недовольство и мятежный характер делали её неподходящей. Ему нужно было, чтобы кто-то с его собственным чувством ответственности продолжал его дело, и Рен не была этим человеком. А теперь, в этом жалком разговоре, она, видимо, пришла к той же мысли, что, возможно, она упустила эту роль не по его вине, а по собственной.

Отчётливое подозрение закралось в сознание Ямато: так неужели вся встреча была задумана, чтобы убедиться, что её методы не были напрасны?

И вдруг его рука случайно нащупала в кармане что-то мягкое, чего он раньше не замечал. Вытащив это, он обнаружил маленький сложенный листок. Как он там оказался? Неужели Рен положила, пока он не видел?

Расправив послание, он с изумлением узнал почерк Рен — и когда начал читать, кровь застыла в его жилах.

Записка была короткой и исполненной ядовитой язвительности:

Отец, в это утро я взяла на себя смелость не только за казать для тебя особое угощение, которое ты попробовал за нашим обедом. Я сделала еще кое-что, что нужно было сделать уже давно. В еде был яд, уникальный и практически неуловимый, настоящий шедевр. Лекарства от него у тебя нет, и искать его бессмысленно — ты только потратишь зря время. У тебя остается не больше суток, возможно, чуть меньше. Если за это время на мой счёт не поступят тридцать миллиардов иен, всё, что останется от твоего могущества, растворится в прахе. Как и ты сам. С любовью, твоя недооцененная тобой дочь Рен Ямато.

Она не оставила места для сомнений, добавив лишь пару изящных завершающих фраз на обратной стороне записки:

Наслаждайся последними часами, отец, но помни — у тебя есть шанс на выживание, если подчиняешься мне.

Глава 19

Всю эту историю рассказал мне лично Ямато, когда я приехал в Токио поздно ночью. Мне встретил Волк и тут же без лишних разговоров повез к прошлому президенту «Спрута». Однако поехали мы не к нему домой, а в частную клинику.

— Кенджи! — увидев меня, обрадовался Ямато. Он лежал на больничной кровати, но выглядел бодро.

Мы тепло обнялись.

— Господин Ямато, что случилось?

— Ох, Кенджи! — вздохнул тот. — Я поддался минутной слабости. Это сложно понять тем, у кого нет детей, и легко тому, у кого они есть. Какими бы плохими не были дети, родителям всегда кажется — пусть и где-то совсем глубоко в душе, — что они все же исправятся. Когда я был молод, я этого не понимал, помню, смотрел передачу про одного маньяка, который людей убивал, а его мать оправдывала его — «мой сын не такой!». Я тогда смеялся. А теперь вот сам попался на этот крючок родительства. Я правда надеялся, что она хочет измениться. А она…

И тогда он мне все рассказал — и про звонок Рен, и про ужин с ней, и про записку.

— А что говорят врачи? — стараясь держать самообладание, спросил я.

— Сделали все необходимые анализы, — пожал плечами Ямато. — Кровь взяли на обследование.

Волк, поняв, что нужно делать, тут же привел врача, причем видимо тот не сильно то и хотел этого.

— Что там у меня? — спросил Ямато.

Главный врач, задумчиво перелистывая листы с распечатками результатов, тихо сказал:

— Господин Ямато. Мы пока не видим критических нарушений. Однако один из элементов, который мы обнаружили, весьма тревожен. В крови обнаружен сукцинилхолин.

— Сукцинилхолин? — Ямато нахмурился, услышав малознакомое слово.

— Это сильнодействующее вещество, парализующий агент, — пояснил врач. — Обычно используется в малых дозах в экстренной медицине для кратковременного обездвиживания. В определённых концентрациях оно может вызвать паралич дыхательных мышц, приводя к летальному исходу. Сложность в том, что этот агент очень быстро распадается в организме. И когда это происходит, его остатки превращаются в обычные для организма соединения — янтарную кислоту и холин, которые у нас постоянно присутствуют.

Я почувствовал, как внутри меня всё сжалось. Лёгкое ощущение дурноты прокатилось по телу. Я знал, что за гадость этот сукцинилхолин, а точнее его соединения.

— То есть мне ввели что-то, что можно не заметить в крови? — спросил Ямато, стараясь держать голос спокойным.

— Верно, господин Ямато. Именно поэтому сукцинилхолин почти не фиксируется при обычных анализах. В нём нет ничего, что отличало бы его от безопасных метаболитов. В итоге мы остаёмся с тем, что в анализах видим только янтарную кислоту, холин и несколько других микроэлементов, которые, по сути, являются естественными для организма.

— И что это значит?

— Это значит, что с текущим анализом мы можем лишь предполагать наличие отравления. Чтобы точно установить, что вам ввели яд и как именно на него реагировать, нужно больше времени. Есть одно слабое место в этом веществе — в соединении всегда присутствуют следы вспомогательных элементов.

— Я ничего не понимаю! — разозлился Ямато. — Вы можете говорить более понятно?

— Господин Ямато, — произнес я, понимая, что сообщить самые плохие новости придется видимо мне. — Этот яд сам по себе не так опасен. Но есть его соединения — их порядка сотни. Вот они опасны, и очень сильно. И каждое соединение действует по своему.

— Если в составе яда был какой-либо дополнительный элемент, не характерный для обычного метаболизма, его можно выделить, но потребуется провести сложный анализ методом газовой хроматографии, — поддержал меня врач.

— Сколько времени займёт эта хроматография? — спросил Ямато сдержанно.

Врач, бросив короткий взгляд на меня, ответил с тяжёлым вздохом:

— Минимум несколько часов, а точнее — до суток. Нам нужно время, чтобы не только идентифицировать компоненты, но и найти возможное противоядие, если оно существует.

— Теперь он понял, почему она убежала так поспешно, — задумчиво произнес Ямато. — Её план сработал идеально. Вы можете начинать немедленно? — напряженно спросил он, глядя прямо в глаза врачу.

— Уже начали, господин Ямато, — уверенно ответил врач, подавая знак ассистентам. — Мы постараемся сделать всё возможное, чтобы успеть вовремя.

— Хорошо. Сделайте всё, что потребуется.

— Пока мы проводим анализы, мы также приступили к процедуре экстракорпоральной гемосорбции. Это процесс, в котором кровь пациента прокачивается через специальный фильтр для удаления токсинов. Это, конечно, временная мера: она позволяет удержать концентрацию яда на относительно низком уровне, что замедлит его воздействие на организм. Но яд мог проникнуть или осесть в органы — печень, кору головного мозга, почти. Эти органы мы, как вы понимаете, почистить не можем. Только кровь.

Ямато кивнул.

— Но, господин Ямато, — врач задержал взгляд, будто собираясь с мыслями, — чтобы найти противоядие, нам необходимо узнать точный состав вспомогательных компонентов в отравляющем веществе.